Фойе театра
— Я счастлива по гамбургскому счету, — говорит Юлия Геннадьевна.
И далее продолжает, что никаких особых критериев для ощущения себя счастливой у неё нет. Как и все счастливые, она ходит на работу с радостью.
Спрашиваю о студийцах, её воспитанниках — разных, суматошных, ярких и порой непредсказуемых. Она их учит главному — умению мыслить. Потому что театр — это, в первую очередь, мысль.
— Главное — пройти через горнило спектакля, — говорит режиссёр. — Пройти, чтобы понять, что театр — это труд коллективный.
О своей молодёжной группе она может говорить бесконечно. Здесь каждый – личность, но равный другому.
Репетиция на сцене
Они придумывают сценарий вместе. Прямо на сцене. До очередного капустника пара-тройка дней, а утвержденного текста нет. Сплошные импровизации и мотивы.
Вот один из эпизодов. Минимум декораций и полумрак. Главная героиня должна взгромоздиться на что-то вроде скамейки… Голос режиссёра:
— Ребята, помогите ей, подставьте локотки, что ли…
— Прощай, дистанционка, здравствуй, гимназия! — дружно провозглашают все.
Тут же начинается обсуждение: а надо ли произносить гимназия? Не лучше ли заменить на школу? Так будет объективнее.
Удивительно видеть, как режиссер взаимодействует с юными актёрами. По-моему, с ними ужасно трудно. Это поколение знает всё! С помощью одного клика в интернете они ответят на любой вопрос. Но Юлия Геннадьевна умудряется держать их в рамках творческого поиска. Она знает лексику, направленность их мыслей, она не назидает, не раздражается по пустякам, не начальствует. Всё на уровне полного доверия.
Кабинет Андрея Жерякова
Для тех, кто почему-то ещё не знает, поясню, что Андрей Васильевич — муж нашей героини и режиссёр взрослой группы театра «Дефицит».
На столе — книги, сценарии, какие-то записи. Вокруг — реквизит, среди которого обнаруживается кошка. Она пронзительно смотрит на меня, не мигая: в её пространство вторгся незнакомец. Не успеваю спросить, откуда она здесь…
Неожиданно для меня режиссёр заговорил о личном:
— Я буквально увел ее из-под венца, — признается Андрей Васильевич. — Юля уже собиралась замуж, но тут в её жизни появился я… Это было в Челябинске, во время учёбы в институте культуры. Кстати, я начинал учиться на методиста-организатора клубной работы. А потом влюбился. Юля училась на режиссерском факультете. И я туда перешел…
Я слушаю его и думаю: всё-таки правы те, кто говорит, что за всеми начинаниями успешного мужчины непременно стоит женщина.
— Я за неё боролся, — продолжает режиссёр. — Надо мной шутили однокурсники, мол, это отрезанный ломоть, куда ты лезешь! Но…
— Чем она вас зацепила?
Он задумывается на секунду.
— Своей энергетикой и жизнелюбием. А ещё — безупречной честностью. Юлю называли совестью курса.
Андрею Жерякову после его перехода на режиссёрское отделение пришлось сдавать дополнительные экзамены по выбранной специальности.
— Юля в этом смысле мне очень помогла, — произносит он.
Неожиданно заходит его супруга. Услышав, о чем идет речь, тут же добавляет:
— Андрей усиленно читал пьесы, а перед экзаменами я на небольших карточках писала основную идею и имена главных героев. И когда он ел, я держала эти карточки перед его носом, чтобы он, не тратя время, зрительно усваивал нужную информацию…
Муж уступает супруге место за столом, и она что-то активно начинает писать. Видя мой интерес, поясняет:
— Мысль пришла, как сделать заключительный эпизод…
Поженились Жеряковы 13 апреля, учась на втором курсе. В этот день в ЗАГСе было свободно: никто не хотел, чтобы свадьба пришлась на тринадцатое число. Вместе уже тридцать шесть лет. У них двое детей и пятеро внуков.
Фойе театра
Спрашиваю Юлию Геннадьевну о первом спектакле.
— Конечно, помню! — отвечает Юлия Жерякова. — Это была моя дипломная работа…
Спектакль «Ловушка» она поставила на белорецкой сцене, приехав из Челябинска. Спектакль сложный, проблемный, о тех, кого называли емким словом «неформалы». Ей нужна была массовка. Перед премьерой молодой режиссёр Юлия Жерякова вышла на улицу, увидела ребят, толпящихся в сторонке, и предложила им стать актёрами. Просто их не надо пере-
одевать, переобувать и гримировать – они и по фактуре, и по формату соответствовали её замыслу. Ребята согласились с радостью, и спектакль состоялся. Потом были и другие постановки, где она также пытается достучаться до детских душ. Впрочем, и до взрослых тоже.
Репетиция
Записываю по ходу действа…
— По сути, вы должны выйти из четвёртой стены. Некий стоп-кадр, а потом — ожили! — слышится голос Юлии Геннадьевны в адрес небольшой группы ребят на сцене.
Юная актриса, играющая в одном из спектаклей голубку, сегодня выполняет еще функции суфлера. Она примостилась в углу сцены и сходу записывает в тетрадь текст.
— Юлия Геннадьевна, она какая? — шепотом спрашиваю голубку, чтобы не мешать репетиционному процессу.
— Она замечательная. Она нам как вторая мама…
Девушка хочет сказать ещё что-то, но:
— Влада, твой выход! — раздается голос режиссёра.
Фойе театра
Спрашиваю у Юлии Жеряковой, какую премьеру нам ожидать в этом году? Режиссёр говорит об этом очень осторожно.
Однажды ей на глаза попались две мини-пьесы: коротенькие и пронзительные рассказы о… смерти. Пьесы для подростков. Казалось бы, разве можно с детьми говорить на эти темы?
— Нужно! — уверенно заявляет режиссер. — С ними необходимо говорить обо всём. Кстати, это касается и родителей.
Вообще, все ее спектакли имеют пограничный характер, если иметь в виду возрастной ценз. То есть они интересны как подросткам, так и взрослым.
Была такая история. После одного спектакля решили устроить обсуждение. Извечная тема отцов и детей. Спектакль в этом смысле был очень ярким. В обсуждении приняли участие зрители: подростки и их родители. Одна чопорная дама в первом ряду долго рассказывала о том, что в её семье нет барьеров непонимания. «Я никогда не говорю своей дочке слово «нет», — заявляла дама. — Мы беседуем и находим общий язык во всём». Тогда Юлия Геннадьевна неожиданно спрашивает дочку: «Ты хочешь сделать себе татуировку?» — «Да!» — радостно и даже как-то рефлекторно произнесла девочка. «Нет!» — категорично отрезала дама, сурово повернувшись к своему чаду.
Вот зачем нужен театр! Актёры, облачившись в маски определённых образов, срывают с нас извечные маски лицемерия и лжи.
Кабинет режиссёра
Мы беседуем с Андреем Васильевичем. Появляется Юлия Геннадьевна (у неё только закончилась репетиция) и — с порога:
— Мне нужен ещё один выход Немировича-Данченко и Станиславского!
— Может, это лишнее? — протягивает Андрей Васильевич.
— Зато будет некая обозначенность, чтобы протянуть нить сюжета…
Следует какой-то непонятный диалог между двумя режиссерами, который заканчивается репликой Андрея Жерякова:
— И чтобы в конце обязательно ружье стреляло!..
Представляете, какие они счастливые?
Они театром живут круглосуточно. Спорят, ссорятся, обретают истину, радуются, опять спорят… Тема театра напрочь перекрывает всё на свете: даже платежки за коммуналку и прочие невзгоды.
Фойе театра
— Масяня, что ты делаешь?
Это Юлия Геннадьевна в адрес кошки, которая вдруг решила посетить нас и начала драть когтями угол дивана. Но вроде бы кошка в кабинете режиссёра была другая…
— У нас их две, — поясняет Юлия Геннадьевна. — Масяня и Мельпомена.
Я как-то неожиданно теряю нить беседы.
Паузу заполняет Юлия Геннадьевна:
— В этом году, осенью, у нас в молодёжную группу будет большой набор, — и продолжает, пытаясь спрятать чувства. — Уходит костяк. Скоро мои любимцы разъедутся, поступят в институты. А я буду плакать…
Газета «Белорецкий Рабочий» от 27.03.2021
Игорь Калугин. Фото автора.